25.04.2006

   Мы не успеваем замечать, как востребованная ее исторической или художественной ценностью семейная фотография превращается в музейный экспонат. И только коллекционеры кропотливо собирают те немногочисленные крупицы прошлых эпох, которые случайно обронило время, стремительно мчась вперед

   Есть такая странная человеческая особь — коллекционер. Однако в России собирательство фотографий пока не может похвастаться ни своими клубами, ни громкими продажами (разве что портретов членов царской семьи). Но все это пока. Потому что революция в этом направлении вот-вот грянет. Свидетельством тому — растущий интерес состоятельных людей к старинной фотографии как инвестиции капитала и то, что коллекционная светопись становится участником художественных аукционов, экспонатом крупнейших музеев, а галерейщики все чаще сочиняют самые разные проекты из этого благодатного материала.

   Вот и московская галерея с говорящим названием «Феникс» начала новый год показом уникальной экспозиции «Взгляд из далека», в которую вошли фотографические портреты середины ХIХ — начала ХХ вв. из коллекций Анатолия Панфиля и Виктора Штульмана. Организаторы выставки намеренно пишут «из далека» раздельно, подчеркивая, что не только мы с вами, но и портреты наших далеких предков смотрят нам в глаза из своего далека. Нам же предписано одно: не отводить взгляда.

   Портретный жанр господствовал в светописи с момента ее изобретения, постепенно вытесняя рисованный портрет, заказ которого стоил намного дороже. К примеру, первый живописный портрет Пушкина, заказанный художнику Тропинину и написанный в 1827 г., обошелся в 350 руб. Если бы волею судьбы поэт остался жив, то уже через двадцать лет, в конце 40-х гг. ХIХ в., в петербургском фотоателье его правдивое изображение (кстати, Александр Сергеевич не был нарциссом и трезво-иронично относился к своей внешности) стоило бы от 5 до 15 руб.

   Ни один фотомастер не обошел этот жанр стороной, ни один муж не мог отказать себе в удовольствии снять свою душечку или потомство, и к концу XIX в. в каждом приличном доме можно было увидеть семейный фотоальбом. Открыть фотозаведение вставало в копеечку, но охота пуще неволи, и к 1860-м гг. эти заведения появились практически во всех губернских городах.

   Свидетель этого фотобума, редактор журнала «Современник» Иван Панаев, писал: «Дагерротипия и фотография плодятся у нас со дня на день. Конкуренция огромная, и все завалены работой — так велика слабость смертных видеть свое изображение на бумаге или на стекле, сделанное всеми возможными способами…».

   Одних одолевала слабость сниматься, других — снимать. Мы же через полтора века имеем дело со слабостью третьей — коллекционировать самые интересные фотослабости, по которым можно изучать не только историю отечественной фотографии, но и историю страны в лицах. Причем у каждого коллекционера свои пристрастия и отчасти своя история, не говоря уже о почти детективных легендах-былях о том, как досталась им та или иная фотография или ее атрибуция — ведь зачастую поначалу неизвестен не только автор, но и кто на фотографии изображен, а интуиция не дает покоя, подсказывая собирателю: не упусти!..

   Анатолий Панфиль и Виктор Штульман ведут поиск разными путями. Первого больше интересует эстетика фотографии, он собирает не столько работы известных фотографов, сколько заинтересовавшие его сюжеты, лица, композиции. Второй поставил перед собой почти невыполнимую задачу — найти снимки более или менее известных фотографов всех городов царской России, он охотится за именами. Панфиль — журналист, Штульман — офицер в отставке, бывший пожарный, который теперь спасает от забвения и тлена фотографии. И оба — люди снимающие, что и определяет, в конечном счете, их выбор.

   Готовя экспозицию выставки «Взгляд из далека», они без амбиций выступили соавторами, сложив свои драгоценные коллекции вместе (у каждого есть как знаменитые российские фотографы, так и неизвестные) и снова разделив уже на тематические блоки.

   Не погружая зрителя в историю совершенствования фототехники и не претендуя на научно-справочные описания отдельных имен и судеб, они, максимально трактуя тему «портрет», показали все его разновидности как по тематике, так по видам-размерам и оформлению. Хронологически выстроили цепочку мужских, женских, детских одиночных портретов. Отдельно поместили семейные (в том числе свадебные) и групповые; парадные, официальные и бытовые. Выделили, на свой вкус, «психологические» (хотя с таким определением можно поспорить, но это авторское видение), павильонные, выездные и проч.

   Показали продиктованные назначением — в альбом ли, на рояль, на стену, в кабинет, для отсылки по почте — визитки, кабинетки, будуарный, настенный портрет, фотографии открыточного размера с оборотом для адреса и марки; фотопортреты, дорисованные художником или раскрашенные красками. Специальный стенд посвятили стилю модерн, который в пору Серебряного века на рубеже ХIХ–ХХ вв., господствуя в литературе и в изобразительном искусстве, не обошел и фотографию.

   Зритель увидел на выставке сотни удивительных лиц всех сословий, разного положения и звания — коронованных особ, представителей дворянства и духовенства, купцов и промышленников, прелестных женщин, гимназистов, студентов, солдат, пожарников (Штульман отыскал-таки фотографии своих коллег позапрошлого века), городских ремесленников, медицинских сестер, казаков, сельских жителей…

   У Юрия Лотмана в его «Беседах о русской культуре» есть глава «Искусство жизни». И, глядя на портреты из далекого далека, понимаешь, что фотография обладает волшебным свойством передавать это искусство жизни через века и что фотографическое наследие — явление художественной культуры народа.

   Если бы портреты заговорили, сколько удивительных историй они бы нам поведали… Взять хотя бы две работы из коллекции Анатолия Панфиля.

   Автор одной — знаменитый Сергей Левицкий, о чем свидетельствует клеймо на обороте кабинетки, а купил ее коллекционер всего за… сто рублей у букинистов, поскольку дама на портрете не была известна ни продавцу, ни покупателю. Показал покупку приятелю, тот узнал в красавице… императрицу Марию Федоровну. Панфиль начал искать ее изображения, сличив, понял, что ошибки нет, и в довершение поиска нашел в журнале «Родина» публикацию гравюры, сделанной именно с этой фотографии — те же поворот головы, прическа, платье, украшения.

   Так в его коллекции появилась теперь уже с полной атрибуцией работа Левицкого — «отца русской фотографии», как называли его современники, первого в мировой истории получившего золотую медаль за серию фотопортретов в 1851 г. на Всемирной выставке в Париже. В своем ателье «Светопись» в Петербурге на Невском проспекте он снимал практически всех выдающихся русских писателей (будучи кузеном Герцена, он был с ними хорошо знаком), художников, общественных деятелей того времени и был единственным человеком, носившим звание «фотографа императоров России и Франции».

   Сергей Левицкий известен не только как выдающийся портретист, но и как новатор в фотографии. Одним из первых в Европе он стал применять декоративный сменный фон, предложил использовать ретушь для негативов, проводил опыты по применению в портретной фотографии электрического света и по его сочетанию с солнечным светом. О портретах Левицкого, снятых при электрическом свете, на заседании фотографического отдела Русского технического общества было сказано, что они «по эффекту и мягкости освещения превосходят даже лучшие снимки, исполненные при дневном свете».

   История другого приобретения Панфиля — еще больший случай. Или закономерность? Здесь тоже сплелись судьба известного фотографа и его модели, знаменитый дворянский род, революция и эмиграция. Работа была куплена как портрет неизвестной безымянного фотографа и представляла собой тонкий листочек с изображением дивного создания. Загадка так бы и осталась загадкой, но, как говорится, не имей сто рублей, а имей сто друзей.

   Очередной приятель, когда коллекционер демонстрировал ему свою добычу, почесал в затылке и молвил: где-то я эту даму уже видел… Спустя несколько дней консультант принес найденную им в старом журнале публикацию, где под знакомым снимком значилось: «Графиня Л.Н. Воронцова-Дашкова. Фото Я. Штейнберга. 1913 г.». Эта подпись стоит и под фотографией на выставке. Коллекционер на этом поставил точку.

   Ну, а я, снедаемая любопытством, полезла в интернет, чтобы прочесать генеалогию древних дворянских родов Воронцовых, Дашковых и Воронцовых-Дашковых, на книжную полку за книгами М. Пыляева «Старая Москва» и «Старый Петербург», «Москвой и москвичами» В. Гиляровского, «Моими воспоминаниями» А. Бенуа. Такие «раскопки» — занятие увлекательное. Нашла и сведения об авторе фотографии.

   Яков Штейнберг тоже считается «пионером», как и Левицкий, только не российской фотографии, а советского фоторепортажа. Февральскую революцию он встретил уже зрелым человеком — в 1917 г. ему было 37 лет. В дальнейшем снимал долгие годы все, что заслуживало внимания фотолетописца, одно время руководил Петроградским обществом художественной и технической фотографии, преподавал, а в конце своей жизни передал в Ленинградский (ныне Петербургский) государственный архив кинофотодокументов более 6 тыс. негативов, на которых — история страны.

   В год создания портрета молодой особы (1913) Штейнберг сотрудничал с лучшим петербургским иллюстрированным журналом «Солнце России». А что же за «солнечная девушка» позировала ему для фотографии? Сведения о графине Л.Н. Воронцовой-Дашковой в интернете скупы и противоречивы. В одном источнике вместо года ее рождения стоит вопрос, в другом указано — 1885. Значит, на момент съемки ей 28 лет.

   В российском генеалогическом древе записано: Воронцова-Дашкова Людмила Николаевна, графиня, жена И.И. Воронцова-Дашкова, после революции жила в эмиграции в Париже. Уехала туда вместе с мужем. Родилась в Варшаве, умерла в Лондоне. А между этими датами — вся жизнь.

   Задержимся еще у одного стенда с мужскими портретами из коллекции Виктора Штульмана. Это работы, сделанные в фотоателье Карла Августа Бергнера, саксонского подданного, дагерротиписта и самого модного в середине ХIХ в. в Москве фотографа-портретиста. Постановочные парадные портреты в костюмах охотников заказали себе князья да графы из высшего общества, знавшие толк в удовольствиях, завсегдатаи «Охотничьего клуба». Это о них вкусно пишет Владимир Гиляровский: «Почти все московские охотники, люди со средствами, стали членами клуба, и он быстро вошел в моду. Началось с охотничьих собеседований, устройства выставок, семейных вечеров, охотничьих обедов и ужинов по субботам с дамами и хорами певиц, цыганским и русским. Полного расцвета клуб достиг в доме графа Шереметева на Воздвиженке… Пошли маскарады с призами, …на которые съезжались буржуазные прожигатели жизни обоего пола. В большой зале бывшего Шереметевского дворца… была устроена сцена. На ней играли любители, составившие потом труппу Московского художественного театра…».

   Была у меня когда-то забытая за суетой мечта пройтись с книгой «дяди Гиляя» по Москве, сравнивая ее с той, которую он описал. Теперь понимаю, что только старая фотография может подарить путешествие на полтора века назад и встречи с теми, кого уже давно нет на этой земле. И только коллекционеры могут стать самыми искусными проводниками в этом путешествии.

   Что такое жизнь самого коллекционера? Послушаем Анатолия Панфиля:

   — Это постоянные походы в поисках «сокровищ» по букинистическим и антикварным магазинам, по вернисажам и барахолкам. Это безумные траты выходных дней и денег. Это постоянные новые знакомства, иногда обнадеживающие, чаще — ненужные. Но зато когда удается найти что-то, что не просто пополнит, а украсит коллекцию, — праздник и счастье. Коллекционер, как ребенок, играет с находкой, хвастается, дразнит коллег и конкурентов и жутко гордится собой. Хорошо, если семья снисходительно терпит этого безумца… Я уж не говорю о том, что коллекционер фотографий должен владеть навыками реставрационной работы: попадаются редкие фотоснимки, десятки лет пролежавшие в слипшихся альбомах на сырых чердаках, — грязные, рваные, засиженные насекомыми. И начинается сложнейшая работа — эти хрупкие, рваные, тонкие фотографии надо промыть, подклеить, а иногда и переклеить на подходящий картон, чтобы спасти свою находку для тех, кто возьмет ее в руки после нас.

   …После нас. Это и есть главный посыл коллекционирования, главная идея кропотливого труда Анатолия Панфиля и Виктора Штульмана, двух скромных соотечественников, — помнить о тех, кто будет жить после нас. Не выбрасывать старую фотографию, улучшать отношение к своим семейным альбомам как документам истории. И еще — почаще смотреть на красивые, исполненные достоинства лица наших предков любого сословия — может быть, тогда и мы станем на них хоть немного да похожи?  

Галина ЕРГАЕВА